Он весь виден был с ливонской стороны: белые ряды палаток и между ними отличные, начальнические,
черные нити регулярной конницы, пестрые табуны восточных всадников, пирамиды оружий, значки, пикеты — все как будто искусно расставлено было на шашечной доске, немного к зрителю наклоненной.
Неточные совпадения
Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из
черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною
нитью и сверкает, как змея своею чешуею.
На
черной дали легла уже трепетная снежная белизна; пена блестела, и багровый разрыв, вспыхнув средь золотой
нити, бросил по океану, к ногам Ассоль, алую рябь.
Череп его оброс густейшей массой седых курчавых волос, круглое, румяное лицо украшали овечьи глаза, красный нос и плотные, толстые,
черные усы, красиво прошитые серебряной
нитью.
Усы у него были совершенно
черные, даже без седых
нитей, заметных в бороде.
Возвращение на фрегат было самое приятное время в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом, на чистом горизонте, резко отделялись
черные силуэты пиков и лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес в здешних местах. Прямо на голову текли лучи звезд, как серебряные
нити. Но вода была лучше всего: весла с каждым ударом черпали чистейшее серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
Старая,
черная и изрытая колеями дорога тянулась пред ним бесконечною
нитью, усаженная своими ветлами; направо — голое место, давным-давно сжатые нивы; налево — кусты, а далее за ними лесок.
Бледно было его лицо, губы — точно яркая алая лента; волнистые волосы
черные иссиня, и в них — украшение мудрости — блестела седина, подобно серебряным
нитям горных ручьев, падающих с высоты темных скал Аэрмона; седина сверкала и в его
черной бороде, завитой, по обычаю царей ассирийских, правильными мелкими рядами.
Она вышла из бассейна свежая, холодная и благоухающая, покрытая дрожащими каплями воды. Рабыни надели на нее короткую белую тунику из тончайшего египетского льна и хитон из драгоценного саргонского виссона, такого блестящего золотого цвета, что одежда казалась сотканной из солнечных лучей. Они обули ее ноги в красные сандалии из кожи молодого козленка, они осушили ее темно-огненные кудри, и перевили их
нитями крупного
черного жемчуга, и украсили ее руки звенящими запястьями.
Вечерний свет, смягченный тонкими белыми шторами, сочился наверху через большие стекла за колоннами. На верхней площадке экскурсанты, повернувшись, увидали пройденный провал лестницы, и балюстраду с белыми статуями, и белые простенки с
черными полотнами портретов, и резную люстру, грозящую с тонкой
нити сорваться в провал. Высоко, улетая куда-то, вились и розовели амуры.
О. Игнатий усмехнулся и встал. Закрыв книгу, он снял очки, положил их в футляр и задумался. Большая
черная борода, перевитая серебряными
нитями, красивым изгибом легла на его грудь и медленно подымалась при глубоком дыхании.
Глазам Антона представился старик необыкновенного роста, втрое согнувшийся. Он стоял на коленах, опустив низко голову, которою упирался в боковую доску шкапа. Лица его не было видно, но лекарь догадался, что это голова старика, потому что
чернь ее волос пробрана была
нитями серебра. В нем не обнаруживалось малейшего движения. С трудом освободил Антон этого человека или этот труп от его насильственного положения и еще с большим трудом снес его на свою постель.
Девки запахивают
нить кругом слободы; где сойдется эта нитка, там зарывают
черного петуха и
черную кошку живых.
Попадья рассказывала и плакала, и о. Василий видел с беспощадною и ужасной ясностью, как постарела она и опустилась за четыре года со смерти Васи. Молода она еще была, а в волосах у нее пролегали уже серебристые
нити, и белые зубы
почернели, и запухли глаза. Теперь она курила, и странно и больно было видеть в руках ее папироску, которую она держала неумело, по-женски, между двумя выпрямленными пальцами. Она курила и плакала, и папироска дрожала в ее опухших от слез губах.